Смерть Вазир-Мухтара - Страница 126

126

Кяфир был виноват в войнах, голоде, притеснениях старшин, неурожае. Он плыл теперь по улицам и смеялся с шеста выбитыми зубами. Мальчишки целились в него камешками и попадали.

Вазир-Мухтар существовал.

Правую руку с круглым перстнем тащил, крепко и дружески пожимая ее единственною левою рукою, лот – вор. Он поднимал ее изредка и сожалел, что рука была голая и не сохранилось хоть лоскута золотой одежды на ней. Треуголку напялил на себя подмастерье челонгера, она была слишком велика и опускалась до ушей.

Сам же Вазир-Мухтар, в тройке с белокурым его слугою и каким-то еще кяфиром, привязанный к стае дохлых кошек и собак, мел улицы Тегерана. Их тащили, сменяясь, на палке четыре худых, как щепки, персиянина. У белокурого была обрублена одна нога, но голова была совершенно целая.

Вазир-Мухтар существовал.

В городе Тебризе сидела Нина и ждала письма.

Матушка Настасья Федоровна перешла из будуара в гостиную и там говорила гостье, что Александр не в нее пошел: с глаз долой, из сердца вон, забывчив.

Фаддей Булгарин, склоняясь над корректурою «Пчелы», правил: «…благополучно прибыв в город Тегеран, имел торжественную аудиенцию у его величества. Первый секретарь г. Мальцов и второй секретарь г. Аделунг в равной мере удостоились…»

2

Мальцов стоял посередине комнаты и старался не смотреть на свои широкие штаны. Комната, хоть и в шахском дворце, была довольно бедная; малая, но чистая.

Зилли-султан, толстый, бронзовый, разводил руками и, не глядя в глаза, низко склонялся перед сарбазским мундиром. Горесть его была большая, и он был действительно растерян.

– Mon dieu, – говорил он и подносил руку ко лбу, – mon dieu, я, как узнал, бросился усмирять, но меня изругали, стреляли в меня, – и шепотом, сделав страшные глаза: – Я боялся за его величество – дворец был в опасности, – Я потерял голову, я бросился защищать дворец его величества. Это бунт, ваше превосходительство… Аллах!

Мальцов вовсе и не был превосходительством.

– Ваше высочество, я понимаю вас, – сказал Мальцов, – эти народные волнения… Будьте уверены, ваше высочество, что я ценю… Единственная просьба к вашему высочеству – отпустить меня немедля в Россию, чтобы я мог засвидетельствовать… Печальное недоразумение… Народное волнение…

Зилли-султан притих и, склонив несколько набок голову, наблюдал за человеком в широких штанах. Потом он спохватился:

– Через три дня, ваше превосходительство. Через три дня. Вы понимаете сами: чернь… cette canaille. Необходимо подождать три дня. Все, что вам угодно, найдете вы здесь. Эти ферраши будут охранять спокойствие вашего превосходительства…

И ушел. Ферраши стояли у дверей. Мальцов подождал и – высунул нос. Он оглядел их, улыбнулся, зазвал. Один понимал по-французски.

– Прошу вас, – сказал Мальцов, – вот тут на мелкие расходы…

Он вытащил перед самым их носом пакет с ассигнациями и всунул тому и другому по пачке. Взяли, конечно.

– Прошу вас, – сказал Мальцов, – вы понимаете? Мне нужно узнать. Мне нужно было бы узнать, что обо мне говорят. И каждый раз… – он прикоснулся пальцем к пакету.

3

Три дня сутра до вечера волочили Вазир-Мухтара с казаком, Сашкой, кошками и собаками по улицам Тейрани. Он почернел, ссохся.

На четвертый день бросили его в выгребную яму, за городом.

Голову кебабчи бросил в канаву на третий день. Она ему надоела. Он брал ее к себе по ночам, чтобы никому не досталась, но нужно было носить пирожки, праздник прошел, и он бросил ее в канаву.

На четвертую ночь пришли тайком к развалинам люди. Их послал Манучехр-хан. Они вырыли большую яму в крепостном рву, перед развалинами, собрали в большую кучу мертвецов, свалили их и засыпали. Вазир-Мухтар же пребывал за городской оградой, в выгребной яме.

Три ночи по дорогам тянулись из Тегерана молчаливые караваны; убегали армянские купцы.

Так тянулись во все стороны слухи.

Появился в городе Тегеране доктор Макниль, довольно спокойный.

Скакал курьер от шаха к Аббасу-Мирзе. Юный Борджис совершал обратное путешествие из Тегерана в Тебриз с письмом доктора Макниля полковнику Макдональду.

Ждала Грибоедова Нина и смотрела в глаза леди Макдональд, как смотрят девушки на старших подруг.

Она беспокоилась: не было писем. Она думала, что Александр забыл ее. Ей было очень скучно. Тошноты у нее прекратились.

4

Ферраш оказался толковым. В тот же день он сообщил Мальцову, что принц Зилли-султан был у Мирзы-Масси и что Мирза-Масси посоветовал: оказать Мальцову всевозможные почести, содержать его хорошо, ни в чем не отказывать, отправить его, по его желанию, в Россию и дорогою убить.

«Сделанное дело есть сделанное дело, свидетели же всегда излишни», – сказал Мирза-Масси.

И Мальцов дал феррашу пачку ассигнаций.

Содержали его хорошо. Ему приносили жирный плов, фрукты, конфеты, шербет. Он делал вид, что сыт до отвалу, – и в самом деле пишхедмет уносил пустые блюда. Как только закрывалась дверь за пишхедметом, принесшим обед, Мальцов пригоршнями брал плов и конфеты и, тихонько ступая, согнувшись, нес в темный угол. Там он складывал все под ковер; шербет же выливал в урыльник. Он голодал жестоко и все бегал в темный угол, все щупал руками жирные куски, но тотчас же прятал их, не прикоснувшись. Только два раза в день просил он ферраша принести ему воды похолоднее, никого не беспокоя, прямо из фонтана, ссылаясь на то, что привык к этой воде и она хорошо действует на его здоровье.

И на третий день утром в комнату к нему собрались все визири. С глубочайшим уважением, медленно кланялись они. Тут были старый дервиш, Алаяр-хан и другие. Толмач стоял, переводил. Другой толмач расположился скромно в углу, с чернилами и бумагой, и чинил перо. Мальцов, в халате, сидел. Он чувствовал боль под ложечкой, и его тошнило. Это была аудиенция, какой не бывало у Вазир-Мухтара.

126